Одри Хепберн

Мир был уверен: она - принцесса, на неделю сбежавшая к нам из дворца. Потому что девушка такой неземной красоты и чистоты, с такими пленительными глазами, столь обворожительная и безмятежная, не может жить в соседнем дворе. И хотя "Римские каникулы" были не первым фильмом Одри Хепберн, все безоговорочно поверили в то, что она - самая настоящая принцесса. И не нужно было никаких горошин, чтобы в этом убедиться.


А она знала, что есть можно даже луковицы тюльпанов (когда больше ничего нет), что крысы вблизи не такие страшные, как кажутся, что мужчины, случается, бросают жен и детей, что людей убивают легко и просто. Все это она знала не понаслышке, не из страшных сказок и кошмарных снов. Это был ее опыт, ее детство, которое почему-то принято считать самым прекрасным временем жизни. Но так бывает далеко не у всех.

Эдда Кэтлин ван Хеемстра Хепберн-Растон родилась 4 мая 1929 года в Брюсселе в семье скорее обеспеченной, нежели бедствующей, скорее благородной, чем простой. Ее мать - Элла ван Хеемстра - была баронессой и всегда об этом помнила, а ее отец Джозеф Виктор Растон - банковским служащим туманного англо-ирландского происхождения. С одной стороны, он любил свою жену и всячески ее баловал. С другой - предпочитал это делать на ее же средства. В свое время Джозеф настоял, чтобы они жили в Брюсселе, что казалось баронессе ужасным: Бельгия - это душно и пыльно, там только чопорность и скука, а настоящая жизнь проходит где-то в Париже, Вене или Риме... В общем, мимо нее. Элла всю жизнь мечтала стать актрисой, но вместо подмостков ей досталась обочина Европы, и смириться с этим она не могла.

Родители все время ссорились. Братья Одри - двое сыновей баронессы от первого брака - все время дрались. Сама же Одри все время хотела есть. И не потому, что ее не кормили (никто в семье даже не слышал, что такое голод), а потому, что - не любили. Позже, вспоминая свое детство, она напишет в мемуарах: "...На меня у отца и мамы времени почти не оставалось. Я запомнила, что никому не была нужна, и всю жизнь сомневалась, что может быть по-другому. Шоколад был моей единственной любовью, и он меня ни разу не предал". В раннем детстве Одри была толстенькой, с ямочками на щечках и даже на коленках. Знаменитый бельгийский шоколад она поглощала плитками. Баронессе же не хотелось, чтобы дочка росла такой пышкой (неаристократично!), и она строго-настрого наказывала кухарке прятать плитки подальше в комод. Когда Одри не могла найти шоколад, она вынуждена была довольствоваться собственными ногтями, что, естественно, тоже сердило маму.

Дело, конечно, было не в шоколаде. Просто баронессе казалось, что муж уделяет ей и детям куда меньше времени, чем работе и подружкам. Элла винила в этом свой лишний вес и с удвоенным рвением отбирала у дочки сладкое, чтобы той не пришлось впоследствии переживать измены мужа. Одри в свою очередь думала, что это из-за ее обжорства мама так часто ругается с папой, и переставала есть совсем. Но и это не помогало.

По вечерам Одри читала Библию и молила Бога, чтобы родители перестали ссориться. Она давала ему страшные клятвы - стать очень-очень хорошей, всегда класть свои игрушки на место, мыть руки перед едой и ни за что и никогда не весить больше 46 килограммов, потому что мама говорила, что именно столько должна весить настоящая леди. С игрушками и мытьем рук получалось не всегда, но последнее свое обещание Одри сдержала. И всю жизнь весила 44-45 килограммов.

Однако родители все равно развелись. А потом началась война.

К этому времени отец Одри переехал в Лондон и стал явно симпатизировать нацистам. А мать, забрав троих детей, уехала из ненавистного Брюсселя в Арнем, родовое поместье ван Хеемстров. Несмотря на то что Анрем находился всего в 25 километрах от немецкой границы, баронесса все же надеялась пересидеть там войну в тишине и уюте. К тому же сама королева Нидерландов Вильгельмина конфиденциально сообщила ей через одну из общих подруг: за Голландию можно не беспокоиться.

Ее Величество сильно заблуждалась. Весной 1940 года Гитлер напал на Нидерланды, и в мае тихий и мирный Анрем был объявлен частью Третьего рейха. Особняк ван Хеемстров стал штабом немецких войск. Баронессе и ее детям, правда, разрешили остаться в поместье, но все их имущество конфисковали. За пять последующих лет будущей звезде мирового кинематографа Одри Хепберн, которой тогда едва исполнилось одиннадцать, суждено будет познать, что такое жить в оккупации, как спасаться в погребе от бомбежек и каковы на вкус луковицы знаменитых голландских тюльпанов.

Она оставалась ребенком и больше всего переживала из-за того, что рядом нет отца и что-то не так с мамой. Порой баронесса была деятельна и оживленна, обсуждая с друзьями планы сопротивления фашистам и саботажа, а иногда - особенно после того как немцы расстреляли ее старшего брата Виллема - плакала часами. Плачущая мама пугала Одри сильнее, чем мама властная и сердитая. И она интуитивно поняла: для того чтобы мама снова стала сильной, ей, Одри, нужно стать еще более слабой. Нужно напомнить маме, что у нее есть дочь и о ней нужно заботиться... Прием удался, и потом Одри будет пользоваться им неоднократно, давая понять своим мужьям и друзьям, что без них она не сможет, не проживет, не выстоит. Вслед за мужьями и друзьями в это уверует весь мир. А она делала так потому, что боялась чужой слабости, зная, что на слабость не у каждого хватит сил.

У нее же сил было с избытком. Когда в доме не стало еды, их хватило, чтобы убедить себя в том, что она ненавидит пищу. Одри приучила себя довольствоваться одной картофелиной и несколькими листиками цикория. Съев свой нехитрый завтрак, девочка шла на городскую площадь и целый день скакала там через веревочку. В ее ботинках были спрятаны записки для бойцов Сопротивления, и, улучив момент, Одри передавала их по назначению. Это была ее первая роль - роль беззаботной попрыгуньи. Фашисты стали первыми зрителями. И, судя по тому, что девочка осталась жива, играла она хорошо. Отправляясь в лес "погулять", маленькая Одри носила в корзинке еду пилотам, которых сбили фашисты. А сама ничего не ела. Не хотела - и все!

Однажды нацисты схватили ее на улице: в тот день всех женщин Анрема отправляли на работы в Германию. Одри чудом убежала, спряталась в заброшенном подвале, кишевшем крысами. Она приказала себе их не бояться. В каком-то полузабытьи она вспоминала походы с матерью в театр, уроки музыки и танцев и английский язык, который начала учить в Лондоне, живя у отца. Представляла, как звучит скрипка, а как - виолончель. Спрягала английские глаголы. И целый месяц ела шесть яблок и полбуханки хлеба - все, что было у нее в сумке.

Девочка выползла из подвала, когда услышала канонаду и подумала, что пришли американцы (это был уже 1945-й год). Баронесса, увидев дочь у ворот дома ("Конечно, я была похожа на призрак. Желтый призрак".), лишилась дара речи.

Потом Одри заболела - желтухой, затем астмой. Обмен веществ не нормализовался у нее до конца жизни.

Через 10 лет критики примутся слагать восторженные оды ее таланту вообще, грации в частности и удивительным, "всегда как будто чем-то испуганным" глазам - в особенности. Все это вполне соответствовало истине. И лишь ее глаза были испуганными совсем не "как будто".

...Пока шла война, казалось: просто выжить - это уже счастье. Но после ее окончания людям снова понадобились деньги, машины, платья, драгоценности и кино. Баронесса ван Хеемстра вспомнила, что абсолютно разорена, поняла, что помощи ждать неоткуда, и перебралась из маленького Анрема в большой Амстердам. Она работала экономкой, кухаркой и горничной в семье каких-то зажиточных плебеев и подолгу плакала, вспоминая о подсвечниках и сервизах из своей прошлой аристократической жизни.

А 17-летняя Одри решила стать балериной. Правда, танцевала она из рук вон плохо, но именно балет казался девушке тем прекрасным, что может спасти ее мать от слез и отчаяния. В школе Сони Гаскелл, исполняя очередное неуклюжее па-де-де, Одри попалась на глаза режиссеру Чарльзу ван дер Линдену, который как раз искал актриску на эпизодическую роль стюардессы в своем фильме "Голландский язык за семь уроков". То обстоятельство, что стюардесса по сценарию была упитанной и невоспитанной, а Одри - застенчива и почти прозрачна, не смутило режиссера ни капли. Ведь, как оказалось впоследствии, пройти равнодушно мимо очарования Одри не мог ни один режиссер: Чарльз ван дер Линден просто стал первым в этом бесконечном списке. Остальным же пришлось подождать еще пять лет, пока она вволю намыкается, намучается, возьмет еще сто пятьдесят уроков танцев в Лондоне у легендарной мадам Рамбер, расстанется с идеей стать второй Анной Павловой, натанцуется в каких-то ширпотребных кордебалетах и невнятных мюзиклах, поработает фотомоделью у третьесортных фотографов... Последние будут поражаться: как эта субтильная барышня в строгих английских костюмах и неизменных белых перчаточках бесстрашно соглашается позировать над обрывом или на крышах домов? А она лишь удивлялась: разве, пережив оккупацию в Анреме, можно всерьез бояться высоты?..

Будущая звезда не искала славы. Она искала средства для относительно безбедного существования, вот и все. "Потом, - думала Одри, - я выйду замуж и рожу ребенка. Нет, лучше двоих. Или даже троих. Мама забудет о нашем разоренном особняке в Анреме. Муж будет любить нас всех, мы будем жить долго и счастливо. Это будет... когда-нибудь. А пока нужно еще поработать". Так она мечтала и не слишком привередничала, когда подворачивалась какая-нибудь проходная ролька в очередном дурацком фильме. А если не подворачивалась - рекламировала средства от перхоти, от веснушек или от тараканов. И пока режиссер "Римских каникул" Уильям Уайлер размышлял, стоит ли брать на роль принцессы никому не ведомую (хоть и невероятно обворожительную) девочку из рекламы, знаменитая автор женских романов Колетт увидела Одри на съемках какого-то фильма в Монако и тут же дала телеграмму в Нью-Йорк: "Я нашла мою Жижи! Это сущее очарование!!!"

"Жижи" стал самым хитовым бродвейским мюзиклом сезона. Это произошло так стремительно, что Одри даже не успела толком никому объяснить, что она, в сущности, никакая не актриса... Правда, что-то такое она пыталась пролепетать. Но баронесса ван Хеемстра безошибочно почувствовала - начинается новая эпоха, а ее гадкий утенок с тощей шеей вот-вот превратится в прекрасного лебедя. И приказала дочери не раздумывать, а поскорее собираться в Нью-Йорк.

Так получилось, что слава пришла к Одри раньше, чем настоящая любовь, а деньги давались ей легче, чем дети.

Одри уже вручили "Оскар" за роль принцессы Анны, ее уже боготворил весь мир, когда она наконец влюбилась сама - да так, что забыла обо всем, включая маму. Хотя выбор Одри был, бесспорно, ужасен. Во-первых, он был актером, что само по себе не внушало баронессе ни капли оптимизма. Во-вторых, алкоголиком. В-третьих, имел репутацию отъявленного донжуана. Наконец, он был женат!

А Одри и слушать ничего не хотела.

Они познакомились на съемках фильма "Сабрина". Ее партнерами по фильму стали Хэмфри Богарт и Уильям Холден. Первого, известного на весь Голливуд забияку и грозу юных дев, Одри просто не заметила, потому что уже влюбилась во второго. И он, конечно, ничего не имел против. А Богарт злился, скандалил и буянил - мало того, что роль дали не его очередной жене-актрисе, а какой-то тощей пигалице, так она еще и предпочла ему другого! Все это изрядно осложняло съемки, но какое дело Одри Хепберн и Биллу Холдену было до фильма?! Их так влекло друг к другу, что ассистенты, заходя по какому-нибудь делу в ее вагончик и заставая там Холдена, испытывали неловкость - хотя между ними ничего такого не происходило, они лишь сидели и смотрели друг на друга.

Одри смирилась с тем, что ее избранник часто впадает в депрессию и выходит из нее посредством истерик и виски. Она смирилась и с тем, что в его прошлой жизни было много всего, а в настоящей существуют жена и двое детей, и что уик-энды приходится проводить одной в своей скромной квартирке на Уилшер-бульваре. Единственное, с чем она не смогла смириться, так это с его признанием: из-за перенесенной операции Уильям больше не сможет иметь детей.

В ту ночь она рыдала так, как еще никогда до этого и уже никогда после. Утром сказала ему, что все кончено. И ушла. А через год вышла замуж за другого актера - Мела Феррера, все еще продолжая любить Билла, все еще рыдая по ночам от безысходности своей любви, все еще страдая, что Холден залечивает свою рану классическим способом - еженощной сменой партнерш.

У Мела были спортивная фигура, хорошо подвешенный язык, неоконченное принстонское образование, лысина, огромный список ролей, уходящая слава, кое-какой опыт в режиссуре и, самое главное, - никаких проблем со здоровьем. Они вместе репетировали "Ундину" и после шумного успеха пьесы тихо поженились.

Произошло это в Швейцарии, куда Одри, абсолютно выжатая новой ролью и непомерным бременем славы, поехала отдохнуть по рекомендации врачей. К тому же у нее обострилась астма. Как когда-то в детстве, Одри снова было трудно заставить себя есть, и она почти не могла разговаривать. Целебный горный воздух, отсутствие нью-йоркской сутолоки и чудесный вид на озеро Люцерн быстро вернули ее к жизни. Через месяц она отправила Ферреру в подарок платиновые часы с выгравированной на них надписью: "Я без ума от этого человека". Он примчался и сделал ей предложение. Одри была чудо как хороша в белом подвенечном платье от Пьера Бальмена и сама украшала часовенку, в которой они венчались, белыми гвоздиками и своими любимыми ландышами... Баронесса ван Хеемстра не успела помешать свадьбе, хотя и чувствовала, что ничего хорошего из этого брака не выйдет.

Она оказалась права. Первая беременность Одри Хепберн закончилась рождением мертвого ребенка. Первая ее совместная работа с мужем в картине "Война и мир" - полным провалом. Первый год их супружества тоже был далек от совершенства - как, впрочем, и все последующие. Одри больше всего волновало отсутствие детей, а Мела - собственная актерская карьера, летящая ко всем чертям. Одри, конечно, старалась помочь как могла. Она соглашалась сниматься в новой картине только при условии, что там найдется роль для Мела. (Из-за чего иногда играла в плохих фильмах и отказывалась от хороших.) Не в силах соревноваться с женой по части таланта, Мел пытался ею руководить. Он даже писал за нее интервью, и, произнося заготовленные фразы, Одри казалась журналистам надменной и глупой. "Ну и пусть, - думала она, - зато он будет со мной, и я рожу от него ребенка".

Через несколько лет она действительно снова забеременела. И опять не смогла сохранить ребенка, потому что на съемках "Непрощенной" упала с лошади и почти месяц неподвижно пролежала в постели. А потом вернулась к работе в ортопедическом корсете и снова села на лошадь.

...Опять бегство в Швейцарию, опять невозможность есть, опять две пачки сигарет в день. Она отказалась от Клеопатры (и эту роль сыграла Элизабет Тейлор - за гонорар в миллион долларов), от роли Марии в "Вестсайдской истории" (Марией стала Натали Вуд)... Снова, как в детстве, Одри заключала пакты с Господом Богом: "Я буду послушной девочкой, буду хорошо себя вести и не стану сниматься в кино, только сделай так, чтобы у нас был ребенок". Господь вроде бы сжалился: в I960 году тридцатилетняя Одри наконец родила мальчика и назвала его Шон (что означает "дар божий"). Малыш весил больше четырех с половиной килограммов, его мама - около пятидесяти, но она уверяла всех, что это было совсем не больно".

Казалось бы, отныне все проблемы в жизни Одри Хепберн навсегда останутся позади. Однако этого не произошло.

Теперь у нее был ребенок, но не осталось любви. Может быть, потому, что она все-таки нарушила свои обещания Богу, с блеском сыграв в "Завтраке у Тиффани", "Моей прекрасной леди" и "Как украсть миллион". А скорее всего потому, что Мел по-прежнему не мог смириться с ее удачами: Одри уже ставили в один ряд с Ширли Маклейн и Элизабет Тейлор. В отличие от них Одри не находила удовольствия в беспрерывной смене мужей и делала все возможное, чтобы сохранить Мела... "Мое детство закончилось в тот день, когда отец ушел из дома, - много лет спустя напишет она, - мама не разрешала мне плакать и скучать по нему. И я так боялась за Шона, что поклялась не расставаться с Мелом". Для того чтобы это все-таки произошло, потребовались еще пять лет и три выкидыша.

Второй муж Одри являлся полной противоположностью героев всех ее прежних романов. Андреа Дотти был моложе Одри на десять лет и имел репутацию неплохого психоаналитика, специалиста по женским неврозам. Он был аристократом, итальянцем, балагуром и весельчаком. К то муже давно и безнадежно в нее влюбленным - еще со времен "Римских каникул". Когда в Риме снимался этот фильм, Андреа случайно оказался в толпе зевак, и Одри показалась ему чудом. Чем-то вроде ангела или феи из сказки. Как всякому итальянскому мальчишке, Андреа не составило труда протиснуться сквозь толпу, поднырнуть под ограждение, и - мама миа! - фея оказалась живой! Он даже смог дотронуться до нее и последующие три года думал о ней каждую ночь. В каком-то смысле Одри Хепберн стала его первой женщиной...

Ей было 39, ему - 30, но она запретила себе об этом думать. Не читала газет, которые, казалось, писали только об их романе. Не советовалась с подругами (впрочем, у нее и не было задушевных подруг). Не думала, что скажет по этому поводу мама. На этот раз на свадьбу Одри надела розовый костюм от Живанши - и опять поверила в счастье. Тем более что Шон, кажется, всей душой полюбил своего нового папу.

Они жили в Риме, из окон был виден Тибр, свекровь дарила молодым всякие прелестные антикварные штучки, и Одри впервые в жизни обрела возможность бездумно бродить по магазинам, часами подыскивать Андреа запонки и выбирать очередной галстук. Иногда они все вместе, втроем с Шоном, ходили в кино. Оказалось, что смотреть фильм гораздо легче и полезнее для здоровья, чем в нем сниматься. И однажды, сидя в темном зале, Одри пообещала себе, что больше никогда и ни за что не будет этого делать.

Так она во второй раз отреклась от кинематографа. И по странному совпадению Бог снова дал ей ребенка. Мальчика назвали Лукой. Она еще раз стала матерью - и опять почувствовала, что теряет мужа. Правда, теперь причина была не в ее славе. Газетчики с романа Андреа и Одри переключились на романы Андреа и Франчески, Андреа и Паолы, Андреа и... Статьи сопровождались фотографиями: вот молодой муж и отец обнимает пышную брюнетку, вот целуется с хрупкой блондинкой. "Он итальянец", - уговаривала себя Одри, кусая губы. "Он еще слишком молод", - напоминала она себе, глотая слезы. "Он все равно любит меня", - думала она, когда супруг появлялся с цветами в руках и безо всякой вины во взгляде, шутил, строил забавные рожицы, рассказывал смешные случаи из жизни своих пациенток.

Однако после того как в прессу попали недвусмысленные снимки, на которых Дотти был запечатлен с известной в Риме потаскушкой, Одри поняла, что ее собственные римские каникулы подошли к концу. И ни один человек в мире не может их продлить. Она попробовала принять это спокойно, старалась убедить себя, что счастья на всю жизнь не бывает. И сама себе не поверила.

"Бывает, - сказала себе Одри. - Просто, видимо, я не там его ищу". И отправилась на поиски снова.

Она снялась во многих фильмах, снова вышла замуж, и в этот - единственный! - раз ее мама, старенькая баронесса ван Хеемстра, осталась довольна выбором дочери. Потому что муж Одри - Роберт Уолдерс - оказался вполне приличным человеком. Она вновь стала блистать на светских приемах - невероятно элегантная, в нарядах от своего любимого Живанши, и мир опять заговорил о ее королевских манерах, изяществе и простоте. Одри разводила ландыши в своем саду, работала в Детском фонде ООН. Ездила в Бангладеш, Судан, Эфиопию, Вьетнам, Сальвадор - в те места, которые ничем не напоминали райские кущи, потому что там шли войны и голодали дети. А Одри старалась сделать так, чтобы каждому из этих детей достался хотя бы кусок хлеба - может быть, потому, что сама хорошо помнила вкус луковиц тюльпанов.

Когда Одри Хепберн умирала, рядом с ней были все мужчины, которые ее любили, - оба сына, Робби Уолдерс, Мел Феррера, Андреа Дотти и Юбер де Живанши. Кажется, она сказала им, что счастлива...
Дата публикации на сайте: 12.12.2000